ФАРФОРОВОЕ БЛЮДЕЧКО

Автор: Анатолий Борисович Богачев

Тут налетел ветер – и всё. Горсточка пепла мгновенно рассеялась. Она растворилась в небытие. Вот была и через мгновение её уже не стало. Представляете! Вся жизнь человеческая умещается в мгновении, в горсточке пепла – и вдруг её нет.  Вот её сдул ветер, этот ветер нескончаемых перемен.

Ах, этот ветер, откуда ты взялся? А он был всегда, представляете, всегда. Что такое судьба человека?  – это ветер, … ветер нескончаемых перемен! И этот ветер постоянно дует в лицо!

МОРЕ ВОЛНУЕТСЯ – РАЗ

Она не любила мужа. Вернее, больше терпела, чем любила. Тихим он был, безропотным. Все в себе носил. Вначале было хорошо, дружно жили. Но прошло семь лет тихой и безоблачной жизни, а потом началось то, что происходит обычно во многих семьях. Он начал пить, и с каждым годом все больше и больше. И пил как-то незаметно, в одиночестве, никто из окружающих не мог  сказать, что пьет. Пил вечерами после работы, а утром шел на работу, как ни в чем не бывало.

Ну почему начал пить? Это проклятый вопрос не давал ей покоя. Почему? Все же было не так уж плохо. Что же ему не хватало? Что? Не было у неё ответа на этот вопрос.

А пил он, потому что неугасимо тлел в нем уголёк своей неудовлетворенности, досады на самого себя. Вечером зальет этот огонек, и легче становиться. И жизнь вроде как бы удалась.

Пил оттого, что ловил порою её взгляд, чуть насмешливый и слегка презрительный, пил оттого, что карьера не так сложилась, как хотелось. Больше дружил с чернильной ручкой, чем с людьми, а тем более с начальством. Не было у него врожденной способности  находить  подход к людям, поэтому и друзей у него не было (певчие птицы стаями не летают). Оставался рядовым журналистом.

Не было у него удачи, не было такого случая, чтобы сразу, раз, и на гребень волны. Сначала  стремился, честолюбивые замыслы строил, а потом сломался, не хватило терпения и душевных сил, не выдержал, не дождался.  Вечером выпьет рюмку, другую, глядишь, и полегчает, и тяжесть на сердце пропадет. Так и не заметил, что без рюмки уже не может.
Последние два года спали отдельно. Всё произошло как-то незаметно и буднично. Жизнь, прежде бившая мощными толчками пульса, теперь еле-еле теплилась в  его чуть различимых венах. Угас тихо и незаметно, молча.

Узнав о смерти, она сразу же примчалась в больницу, и соседи по палате  рассказали ей, что утром он встал, завтракать не захотел и произнес только одну фразу, что, мол, ему нездоровится, потом лег в кровать, повернулся к стенке и все. Прошло два часа, все думали, что заснул, а когда присмотрелись, а он и не дышит. Так и умер, в полном одиночестве.

Два дня она после похорон не выходила из квартиры, горевала страшно, и сразу же все ему простила. Переживала сильно, гордая ведь была, требовала от него, чтобы преуспел в жизни, чтобы не был похож на неудачника, чтобы  бросил пить, а он  замыкался в себе, становился молчаливым и уходил в свою комнату.

Но все равно многое  прощала ему: и неухоженность, и прокисший запах в комнате, и многое другое. Ночью, когда иногда просыпалась, видела тонкую полоску света из его комнаты, но заходить не решалась, а подходила тихо к двери и через щелку видела, как он за столом что-то пишет.

Потом, после похорон, когда наводила порядок в его комнате, обнаружила в диване толстую тетрадку. Когда открыла, поняла, что это был его дневник. Начала читать и первый раз в жизни закурила. Читала, плакала и курила. Потому что без слез читать не могла. А писал он в дневнике о том, как любит ее. Никто и никогда такого ей не писали.

При жизни он  больше молчал, чем говорил, а в последнее время вообще от него добиться слова  было невозможно. Курила два дня. Из квартиры не выходила, боялась, что бросится к первому встречному и  выскажет все горе, всю боль свою.

Через год после смерти решила она дневник сжечь. Тяготил он, напоминал о многом. Иногда, очень редко, когда попадался в руки, перечитывала дневник, после чего несколько дней не  могла успокоиться. К тому же боялась, что случайно кто-то из посторонних мог прочитать его.  Выбросить в мусорный ящик не могла, поэтому решила дневник сжечь. Пусть он будет только моим, – постановила она, – пусть останется в моей памяти навсегда и навечно.

Возле дома был небольшой сквер, где утром, когда никого рядом не было, в воскресенье она и сожгла его, как будто жертвоприношение совершила. Бумага долго сопротивлялась пламени, и наконец, сдалась.  Она постояла минуту в молчании возле маленькой горстки пепла, развернулась и направилась домой.

Тут налетел ветер – и всё.

Было еще одно, о чем она никогда не говорила вслух. Он был единственным мужчиной в её жизни, первым и последним.

МОРЕ ВОЛНУЕТСЯ – ДВА

Как я не хотел (и не хочу) перемен! Ведь мне всегда хотелось постоянства, константы и ещё самого непоколебимого, что есть на этом свете. Но такого быть не может.

А ещё я хотел любви, именно той, которая великая, постоянная и вечная. Но этой любви не нашел, может быть, от того, что ничего постоянного и вечного в этой жизни нет. Ах, как я хотел такой любви!

Почему смерть и любовь соединяются в одной точке? Почему от любви умирают? Почему были Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда? Почему Настасья Филипповна погибла? Ведь смерть и любовь несовместимы! Потому что смерть – это когда наше бытие помещается в одну точку, совсем маленькую, почти незаметную.

Потому что любовь – это когда любишь только её! Из трёх с половиной миллиардов женщин – только она! И ничья красота не затмит её! И никто не заменит  и никто тебе не нужен, только она! И тут весь смысл бытия вмещается в одну маленькую точку под названием – ОНА.

Но нет ничего более великого и вечного, чем море! Поэтому я пришел с ней к морю. Что такое море? – Это символ непостоянства, изменчивости, колебания и вечности! Я видел этот символ.

Но что мне этот символ! Я ведь искал совсем другое, поэтому был с ней, с удивительной, очень нежной, с той, которую часто видел во сне, с той, с которой был вместе в своих грёзах.

Когда впервые её встретил, было ощущение, будто меня, никогда не видевшего моря, вдруг привели к крутому берегу, к обрыву, с повязкой на глазах, и вот срывают повязку с моих глаз, и я впервые вижу эту бесконечность. Дух захватывает!

Она была голубоглаза, прекрасна, мила и очаровательна, и вдобавок – рыжеволоса,  а потому непостоянна и изменчива. Её  глаза были как небо весной, как море на восходе солнца, поэтому в этой вечности я таял, тонул и рассеивался одновременно. Эта была красота, которая никогда не умирает: нежность, фарфоровая хрупкость и миниатюрность, к тому же она никогда не была на месте водителя в автомобиле и не держала руль в своих нежных ручках. Было, конечно, и другое, о чем я никогда и никому не смогу рассказать, ибо это умрет вместе со мною, – и в этом будет моё постоянство и моя вечность. Это будет только моё собственное море.

Я познакомился с ней недавно, и был старше её, а наши судьбы были почти одинаковы в том смысле, что мы обладали свободой жизненных поступков, поэтому  нам ничто не мешало проводить вместе время, а все наши жизненные приобретения заключались, как говорится, в наличии отсутствия, то есть в наличии детей и в отсутствие кредитов. Всё остальное предполагалось.

Кто-то может здесь заметить, что мы в некотором смысле были счастливыми людьми. Возможно, это так, но мне так не казалось. Про свою спутницу я предполагал, что она была счастлива (ведь у неё был я!), но уверенности в своем предположении не ощущал (море волновалось), поэтому чувствовал себя несчастным, ибо частенько сетовал на судьбу, что не дала мне столь желанной материальной независимости и благополучия.

И вот, когда мы гуляли вдоль берега моря, затеялся разговор.

Я долго рассуждал о причинах отсутствия материальных благ, приводил доказательства, ссылался на классиков и философов, цитировал Библию и даже пытался говорить в рифму. Правда, периодически сбивался с темы и начинал говорить о счастье, которое шло рядом со мной.

Она терпеливо слушала, но вскоре не выдержала и тоном, не терпящим возражений,  вдруг воскликнула: у тебя есть всё!

Я остановился, пораженный её словами, как же сразу не догадался, что у меня есть всё! Самая желанная и невероятно нежная.

– Какой же я дурень! – подумал я, – у меня же есть всё! У меня есть ОНА!
Через несколько минут я, набрав смелости, решился спросить: а у тебя что-то есть? В ответ прозвучало совсем неожиданное, – у меня ничего нет!

Я провел  её домой, но меня неудержимо влекло к морю, и я вернулся на берег. Мистическая сила заставила, – почему? Не знаю, но я был там.

На море поднялся ветер и начался шторм. Я долго бродил по песку, вдоль прибоя, и ветер кружил вокруг меня с неистовой силой. Вскоре мы расстались, ведь у неё не было ничего.

МОРЕ ВОЛНУЕТСЯ – ТРИ

Но всё-таки, почему же «Фарфоровое блюдечко»? Поэтому довольно всяческих рассуждений! Разве они интересны? Занимательны житейские истории! Интересны рассказы о человеческих судьбах, и только! Почему?
О человеческая судьба! Никто и никогда не разгадает тебя. Это тайна, это Великая Тайна! Судьба человека – самая загадочное море в этом мире! Ведь это судьба почти Бога, а разве кто-то может предугадать божественный Ветер! Разве кто-то может предугадать Вихрь! Никто.

Летом каждый вечер старик с женой под ручку прогуливались по улице возле своего домика. Ровно в восемь вечера, так что можно было по ним сверять часы. Было  у них одно прозвище на двоих, – молодежь. «Эй, молодежь!» – кричали соседи, завидев их на улице. В ответ супруги улыбались и приветственно отвечали.

Фарфоровое блюдечко – это было единственным, что сохранилось у  них из свадебного подарка. Всё дело в том, что свадьба состоялась шестьдесят пять лет назад. Всего лишь. Несмотря ни на что, несмотря на возможные и невозможные препятствия, – блюдечко сохранилось и не разбилось.  Шестьдесят пять лет вместе завтракать и ужинать. Это было уже не две половинки, это было одна кровь, одна плоть, это было единое целое.

И вдруг, посмотрев на бушующее море, у меня вырвалось шепотом, – Храни тебя, блюдечко, Господь!

Аминь!

21 июня 2014 года  Одесса
Анатолий Богачев